Прошло 4 года после Гревской площади. В своём просторном дворце Волшебник Средиземного моря задумчиво вглядывался в морскую даль. Прошло 4 года… казалось, он их даже не заметил.
Они были заполнены болью, неудержимым стремлением выжить, порою граничившим с отчаянием, потом была работа, трудная, опасная, но благодарная. Она открывала новые горизонты человеку, которого в недавнем прошлом лишили всего: семьи, титулов, земель, богатства. Теперь деньги у него были, титулы и земли потеряли свою привлекательность, к тому же вместо них у него было море. А вот семья… Валяясь в бреду, заставляя себя превозмогать боль, он снова и снова повторял её имя, как заклинание, которое могло бы уменьшить его страдания. Анжелика, его маленькая фея, зеленоглазая колдунья, волшебница — мысли о ней действительно помогали ему бороться. Он победил болезнь, победил смерть. Жизнь снова манила его, диктовала свои требования, он погрузился в этот вновь открытый мир, смотря на него глазами человека, который чудом вырвался с того света. Однако кроме радости, он ясно осознавал своё почти бедственное положение. Да, он был жив. И только. Граф Жоффрей де Пейрак, Великий Лангедокский Хромой — всё это осталось в прошлом, сейчас же он был никто. Как явственно сейчас звучали собственные пафосные слова: “не верьте, что жизнь одна — жизней много”. Мог ли он тогда подумать, что ему так скоро представится возможность убедиться в их правоте? Ведь действительно для него началась новая жизнь. И он пообещал себе снова взобраться на вершину роскоши и почёта, с которой его сбросили. Потому что по-другому он не умеет.
Судьбе было угодно осуществить даже самые смелые планы этого удивительного человека. Вскоре он уже пользовался такой свободой в исламском мире, на какую не мог рассчитывать ни один христианин. И вот теперь он всерьёз задумался, как найти семью. Он думал об этом и раньше — но тогда это больше походило на грёзы, мечты, сейчас же он мог осуществить их. Не имея представления, где может быть его жена, он наметил людей, которые моли бы помочь ему. Первого гонца он отправил в Пуату, к Молину, больше всего он рассчитывал на управляющего замком дю Плесси, умного, предприимчивого, честного человека. Второго — к отцу Антуану, провожавшему графа в последний путь. Третьему гонцу дал задачу найти адвоката Дегре, на успех этого предприятия Жоффрей особо не рассчитывал, но подумал, что попытаться стоит. Спустя несколько недель вернулись два посланца ни с чем. Одному ответили, что адвоката Дегре в конторе “не видели уже несколько лет, да, пожалуй, что уже года четыре”. Четыре года… значит, с тех самых пор. Второй чудом застал монаха, так как тот со дня на день уплывал с очередной группой каторжников на галере. Отец Антуан признался, что не имеет представления о судьбе бедной женщины с ребёнком. Он потерял её след.
Эти две неудачи только усилили нетерпение Пейрака. Он подолгу смотрел на бухту, в которой должен был вот-вот появиться корабль с известиями. И вот, наконец, это произошло. Граф жадно пробегал глазами по строчкам, ища, ища…напрасно. Лицо Жоффрея выражало то недоверие, то отчаяние, когда он читал:
Господин граф! Позвольте выразить Вам мою глубокую радость по поводу того, что Вы живы и здоровы. Для меня это стало такой неожиданностью, что, признаться, я бы не поверил, если бы Ваш посланец не показал мне письмо, написанное Вашей рукой. Увы, с прискорбием, должен сообщить, что ничего не знаю о судьбе Анжелики де Сансе, графини де Пейрак. Она не только не живёт в родовом замке своего отца, барона де Сансе, как Вы изволили предположить, но даже ни разу не приезжала туда с того самого дня, когда её увезли в Тулузу на ваше бракосочетание. По Вашей просьбе, я навёл всевозможные справки, к сожалению, никто из её родных не может сказать ничего определённого. Я заметил, быть может, мне только показалось, но родственники Анжелики как-то нехотя говорят о ней, как будто давно уже предпочли похоронить память. Я говорю Вам всё это не для того, чтобы расстроить, просто полагаю, что человеку с вашим умом нужно сказать всё без утайки, для того, чтобы предоставить большую свободу действия. Если Вы спросите моего совета: постарайтесь что-нибудь узнать в Париже, дорогой граф, если Вы ещё этого не сделали. Здесь же все попытки бесполезны и ни к чему не приведут, поверьте мне, я знаю этих людей. С уважением, всегда преданный Вам Молин.
На Молина была самая большая надежда, теперь же всё пропало. К кому обращаться? Где искать? А вдруг случилось несчастье и… Нет, нельзя даже думать. Постепенно до сознания Жоффрея доходил весь смысл прочитанного, он мучился теперь не просто от того, что не знал, где искать жену, ему пришла в голову другая мысль. Если ни семья Анжелики, ни Молин, ни другие знакомые понятия не имели, что стало с его женой, то… на что она вообще могла жить? На какие средства? Ему вспомнилось, как на всё их имущество был наложен арест, представил, сколько денег должна была она израсходовать, чтобы организовывалась его защита. Жоффрей схватился за голову, по его быстрым подсчётам Анжелика должна была остаться без гроша. А ещё Флоримон! И тот малыш, который должен был родиться? Родился ли он? Без денег, без крыши над головой, без еды… он постарался поставить себя на её место, чтобы хоть отдалённо представить свои действия. На ум приходило только то, что его выносливый организм мог бы прожить какое-то время без пищи, крыша тоже не обязательна, но он взрослый мужчина, а там…ребёнок. И беременная женщина…Чем дольше Жоффрей думал об этом, тем сильнее его давило предчувствие чего-то ужасного, он не хотел облекать в слова эти ощущения, но они жгли его изнутри, не давая покоя.
В таком ужасном состоянии Абд-ель-Мешрат и застал Жоффрея через несколько дней после злополучного письма. Жоффрей без колебаний поведал другу о своём несчастье, поскольку за эти несколько дней он почти обезумел от назойливых мыслей. Выслушав его, эфенди задумчиво покачал головой и попросил время подумать. Жоффрей устало махнул рукой: думай, не думай, лучше не будет… Он ошибся. Как всегда, когда дело касалось этого удивительного человечка. Тонкий психолог, он умел врачевать не только тело, но и душу. Абд-ель-Мешрат уверил своего друга, что рано отчаиваться. Не все средства ещё испробованы. В глубине души врач не надеялся на хороший исход, ему надо было лишь выиграть время, которое залечит раны его пациента, как оказалось, ещё нуждающегося в заботах доктора.
Но на Жоффрея эти слова произвели другое впечатление. Проникшись убеждённостью старого друга, граф теперь лихорадочно соображал, что ещё можно сделать. Искать Дегре? Можно, хотя… И вдруг, словно молния… Он понял, что должен делать. Он поедет туда сам. Он всё перевернёт, но найдёт ту, которая теперь снова стала смыслом его жизни. Услышав этот безумный план, Абд-ель-Мешрат отскочил, словно ужаленный. С выпученными глазами он смотрел на своего пациента, так внезапно изменившегося. Куда девались меланхолия и апатия? Откуда этот блеск глаз, порывистость движений? Уж не сошёл ли с ума его бедный друг? О нет, наоборот, приходит в себя, начинает жить, как после долгой болезни.
Мало-помалу эфенди смирился с непреклонной волей графа. Они вдвоем начали разрабатывать детали этой отважной и безрассудной затеи. Жоффрей не хромает — это большой плюс, так его труднее будет узнать. Голос тоже изменён до неузнаваемости. Хриплый, болезненный… то, что надо. Теперь лицо. Здесь сложнее, слишком многим знакомы такие шрамы. Исламский целитель долго думал над этим и однажды утром обрадовал Жоффрея, что нашёл выход. С сияющей улыбкой он вынул из широкого рукава скляночку с какой-то мазью. “Если эту мазь нанести на шрамы, можно так замаскировать их, что и следа не останется. Также она подойдёт, чтобы изменить черты лица, добавить им объёма, сгладить контуры…вот увидишь, через несколько минут ты сам себя не узнаешь”, — с энтузиазмом принялся за дело врач — волшебник.
Результаты оказались такими ошеломительными, что через несколько дней Жоффрей уже мог плыть во Францию, вооружённый внушительным количеством мази и строгим наказом как можно тщательнее гримироваться, а его друг имел все основания не волноваться, что инкогнито будет раскрыто.
***
Граф де Пейрак решил, что должен явиться на родину в качестве представителя какой-нибудь крупной торговой фирмы. Нет ничего более безобидного, чем путешествующие купцы, которые намечают новые контракты. Это было несложно устроить, так как его стремительно растущее состояние служило лучшей рекомендацией в любой среде. Вскоре граф приобрел необходимые бумаги на имя испанского гранда, а в придачу к ним и компаньона — образованного, расторопного итальянца, который, не в пример Жоффрею, плыл под своим настоящим именем — Антонио Висконти. Он был весьма полезен графу, так как направлялся прямо к Кольберу, министру финансов Французского Королевства, а это значило, что и вопрос об их пребывании в Париже будет решён на соответствующем уровне. Вероятнее всего, думал Жоффрей, их должны будут поселить в какой-нибудь гостинице для иностранных гостей.
Новоиспечённым товарищам путешествие не показалось долгим. Граф часто думал об Анжелике, размышлял над предстоящей ему задачей, не посвящая, однако, итальянца в свои планы. Остальное же время проводил в обществе компаньона, с удивлением обнаружив в нём довольно интересного собеседника и дальновидного человека.
Кольбер заморских торговцев принял в высшей степени любезно. Это проявилось в том, что он отложил все свои дела и уже около часа внимательно слушал словоохотливого итальянца, одновременно прикидывая, какую выгоду можно извлечь из этого сотрудничества для Франции. Жоффрей де Пейрак изредка вставлял пару слов и кивал в знак согласия. Его уже начинала утомлять эта аудиенция, так как мысли его сейчас были далеко от торговых кораблей и товаров. Вдруг, оторвавшись от документов, министр финансов подозвал своего слугу и что-то тихо приказал ему, потом повернулся к гостям и сказал:
— Господа, я хотел бы, чтобы вы поговорили с моим помощником, слуга уже пошёл за ним. Надеюсь, вам не придётся долго ждать, может быть минут 15-20. А пока прошу вас, угощайтесь, — он указал рукой на только что внесённый поднос с горячим чаем. Иностранцы поблагодарили, заметив про себя, что этот щедрый жест можно было бы совершить и пораньше.
Однако они успели сделать лишь пару глотков, как вдруг дверь кабинета министра отворилась, и вошла женщина. На ней было платье из тёмно-зелёной такни и такого же цвета шляпка с густой вуалью. Кольбер, не скрывая своего удивления и удовольствия, подошёл к ней:
— Сударыня, прошло ведь только три минуты с тех пор, как я послал за Вами! Вы волшебница?
Она покачала головой, поднимая вуаль:
— О нет, я просто была неподалёку, когда Ваш слуга увидел меня.
Звук этого голоса буквально парализовал графа де Пейрак. Ступив вновь на французскую землю, он был готов к любым сюрпризам, но то, что происходило сейчас, мало походило на реальность. Он словно во сне видел, как министр финансов за руку подводит к нему его жену.