Наступило утро. Когда гости спустились к завтраку, хозяйки уже не было.
— Мадам Моренс давно встала. — Охотно объясняла молоденькая служанка, накрывая на стол. — За ней зашёл метр Дегре, и они куда-то уехали. Сказали, что скоро вернутся.
Жоффрей вспомнил, как ночью она убежала от него, испугавшись своего внешнего вида. Думая о ней, он невольно улыбнулся. Маленькая дикарка…Всё такая же.
— Что это Вас рассмешило, друг мой?
— Ничего! Просто сегодня самое чудесное утро, сеньор Висконти. Почему бы и Вам не быть весёлым?
— О нет…Я не могу быть таким беспечным. Меня мучает моё вчерашнее поведение. Кажется, я здорово набрался. Голова до сих пор трещит, как подумаю, какое впечатление производил, храпя на диване…брр…
— Она у Вас не от этого трещит. — Насмешливо возразил граф.
Подозвав словоохотливую служанку, он спросил:
— Скажите, мадемуазель, а что со вчерашним раненым? Как он себя чувствует?
— Оо, Флико! Ему лучше, сударь, гораздо лучше! Мадам даже разрешила ему вставать с постели.
— Мадам?
— Да, она с ним перед уходом разговаривала. Выясняла, где его носило весь день. Оказалось, что он неосторожно попался под руку какому-то бандиту. Но он ещё легко отделался.
Итальянец встал из-за стола.
— Как Вы думаете, Дон Армандо, в котором часу нас следует навестить месье Кольбера?
— Не знаю, сеньор Антонио, наверно, надо спросить мадам Моренс.
В эту минуту дверь хлопнула и на пороге появилась Анжелика вместе с полицейским. Они оживлённо что-то обсуждали. Заметив гостей в столовой, они подошли и вежливо поприветствовали их.
— Господа, посидите с нами. Мадам, мы как раз хотели Вас спросить, — начал итальянец.
Анжелика раздосадовано нахмурилась. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось сидеть с ними и вежливо улыбаться. Её мысли сейчас занимало нечто другое, несказанно более важное, чем обязанности хозяйки. Но Дегре вовремя предупредил её нетерпеливое движение.
— Спасибо, господа. Что касается меня, то я весьма рад снова увидеться с вами, — как ни в чём ни бывало промолвил он, предлагая своей спутнице последовать его примеру и сесть за стол.
— О чём вы хотели спросить, господа? — она заставила себя быть любезной.
— Дело в том, — объяснил итальянец, — что месье министр сказал, что ждёт нас сегодня, но не изволил уточнить, в котором часу. И мы подумали, что Вы сможете нам помочь.
— Да, разумеется. Вам лучше подойти к нему около полудня.
— Мадам, — начал Дегре, — мне пора. Меня ждут мои жулики.
— О нет, месье! — Анжелика жестом остановила его, — Вы не можете сейчас уйти. Нам нужно поговорить. Пойдёмте в библиотеку.
Она решительно встала, увлекая за собой полицейского. Оказавшись, наконец, одни, они продолжили свой странный разговор.
— Мадам, мой вам совет, хотя вы всё равно не послушаетесь, выбросьте всю эту небылицу из головы.
— Зачем же даёте совет, если знаете, что не послушаюсь?
— А что ещё мне остаётся, кроме советов? Что вы хотите от меня услышать? Всё, что можно было, я уже сказал.
— Замечательно! Вы сказали, что либо лавочник выдумывает, либо нет.
— А что ещё вы хотите услышать?
— А вы считаете, этого довольно?
— Посудите сами. Если он фантазирует, и никакого спасения осуждённого тогда не было, то вы сейчас напрасно себя мучаете. Если же он не врёт, и ваш муж действительно избежал костра, то всё равно глупо питать какие-либо надежды и понапрасну изводить себя.
— Почему? Как вы можете так безразлично говорить о том, что мне дороже всего?
— БЫЛО дороже всего, мадам. Даже если он тогда спасся, это не значит, что и сейчас он жив. Даже напротив, почти наверняка, давно мёртв. Глупая надежда совсем лишила вас разума. Послушайте, — он терпеливо взял её за плечи и усадил в кресло, в котором ещё вчера она сидела с таинственным гостем, — Если бы ваш муж был жив, разве за эти 4 года он не попробовал бы найти вас? Не передал бы весточки?
— И только на основании этого вы убеждаете меня…
— Не только. Во-первых, я читал это дело. Став полицейским, я получил доступ ко многим архивам. Сразу скажу, что показания там очень противоречивые и беспорядочные. Из некоторых следует, что действительно, имела место подмена. Осуждённого везли в лодке под стражей, когда он умудрился бежать. Но через день на берегу реки нашли труп. По всем приметам это был тот, кого искали. Простите мадам, на вас жалко смотреть.
— Ничего… продолжайте.
— Во-вторых, даже если бы произошла ошибка, и ваш муж всё-таки смог обмануть преследователей… Но как вы себе это представляете? Помните, в каком он был состоянии?.. Так вот, если бы он смог уйти от них, всё равно он был обречён. Его очень измучили… я видел его вблизи… живого места не было. Возможно, его не спасли бы, даже если была бы срочно оказана помощь. Но одному, без еды, без денег… нет сударыня, вы совсем лишились разума, если можете в это поверить.
Анжелика беззвучно плакала. Слова лавочника, внушившее ей слепую надежду на чудо, не оставляли в покое. Теперь же отчаяние кинжалом вонзилось в сердце. Ей хотелось умереть.
Дегре злился на себя, что позволил этому увальню всё выложить. И надо же, что через столько лет этот торговец рассказывает всё в таких подробностях! Он с бесконечной жалостью смотрел на плачущую женщину. Больше всего на свете он желал бы избавить её от лишних страданий. Но что он может сделать, если, даже мёртвый, граф де Пейрак не отпускает её?
— Вытрите слёзы, Анжелика, — он подал ей свой платок, — и возьмите себя в руки. Нечего оплакивать то, что уже давно вами оплакано.
Дегре встал и подошёл к двери
— Не старайтесь ворошить пепел. Предоставьте мёртвых самим себе. Вы изматываете себя ложными надеждами, мне бесконечно жаль вас. Пожалейте и вы себя, не старайтесь гоняться за призраком…
С этими словами он вышел, столкнувшись в дверях с испанским грандом, который как-то странно посмотрел ему вслед. Жоффрей слышал обрывки разговора, а последние слова до глубины души поразили его. Он уже было хотел войти, но был опережён проворным итальянцем. Тот довольно бесцеремонно уселся на диван, стоявший напротив Анжелики.
— А что, мадам, не прогуляться ли нам теперь по городу? До встречи с Кольбером у нас ещё несколько часов.
— Что… нет, простите, месье, я…неважно себя чувствую.
— Жаль. Но тогда, может быть, Вы подскажете, есть сегодня что-нибудь интересное в городе, на что любопытно было бы взглянуть? Может быть, необычная казнь? Я давно хотел посмотреть.
На молодую женщину сейчас больно было смотреть. Она словно вся сжалась, потом вздрогнула, как от удара и заговорила прерывающимся голосом:
— Что любопытного… может быть… в убийстве?
— Ну, как же… это такое зрелище. Торжество правосудия, мадам. Мне, как истинному патриоту, всегда приятно, когда виновных постигает кара.
Она скривилась в презрительной усмешке
— Вас привлекает не это. В Вас, как и в сотнях других, кровожадные зрелища будят животные инстинкты, вам доставляет удовольствие созерцание чьих-то мучений. А если бы на их месте оказались Вы?
— Я?? Помилуйте! Казнят убийц, воров, а я… я ни в чём не виновен!!
— Другие… тоже были невиновны. — Её голос звучал глухо, безжизненно.
Оставив ошарашенного итальянца сидеть с раскрытым ртом, она прошла мимо графа, который тоже еле стоял на ногах, и медленно стала подниматься по лестнице. Как в кошмарном сне, она наощупь добралась до своей комнаты. Непрекращающаяся боль во всём теле совсем измучила её. Она металась по комнате, стараясь её унять. Увидев, что на улице пошёл дождь, она открыла нараспашку ставни и высунулась в окно, подставляя своё горящее лицо под холодные струи.
— Призрак… милый призрак… я не могу больше… лучше умереть, забери меня к себе…
— Я для этого и пришёл, — над самым ухом раздался чей-то глухой голос.
Сильные мужские руки развернули её, и она увидела… увидела… Он был без грима… И эти родные шрамы…
Он всматривался в её залитое дождём лицо, в широко распахнутые зелёные глаза, гладил её волосы, плечи. Потом вдруг резко прижал к себе, так что сквозь тонкую ткань платья она почувствовала пуговицы его камзола.
— Любимый… любимый… — задыхаясь, шептала она, ещё крепче прижимаясь к нему. — Это ты воскрес или я умерла? — она спрятала своё мокрое от дождя и слёз лицо у него на груди.
Он не спешил отвечать, покрывая поцелуями её волосы
— Разве теперь есть разница?
Нежно приподняв за подбородок её голову, Жоффрей прильнул к губам жены. Поцелуй длился бесконечно долго, целую вечность, сначала он был нежным, словно перышко прикоснулось к её губам, потом всё более настойчивым. Анжелика обвила руками его шею, прильнув к нему всем телом, губами пила его дыхание, не в силах ни оторваться от него, ни ответить на поцелуй. Ошалевшими глазами смотрели они друг на друга и в упоении целовались, целовались под звуки дождя.
***
Прошло несколько часов. По молчаливому уговору они не стали залпом пить драгоценный напиток счастья, не раздевались, не ложились, им было невыносимо хорошо. Анжелика сидела. Граф стоял на коленях около её кресла и целовал руки, шепча: “Прекрасная моя… прекрасная…”
По лицу Анжелики текли слёзы, и она не могла их остановить. Увидев это, Жоффрей быстро встал, легко поднял её на руки и опустился со своей ношей в кресло. Он нежно прижимал её к себе, его руки успокаивающе сжимали её плечи. Но вместо того, чтобы успокоиться, она с удовольствием заплакала ещё сильнее, испытывая невыразимое облегчение. Слёзы как будто вымывали из её души отчаяние и смятение, с ними уходила боль, уходила тревога… Потом она почувствовала, как требовательно напряглись его руки, новое волнение охватило всё её существо, она с трепетом ощущала его горячие губы на своем лице, шеи, плечах, они спускались ниже, пока не наткнулись на преграду из платья…
Руки мужа уже потянулись к завязкам её корсажа, как вдруг в дверь постучались и, не дожидаясь приглашения, вошли. Анжелика забыла закрыть дверь, когда прибежала сюда. К счастью, — потому что граф, благодаря этому, сумел беспрепятственно войти в нужный момент и к несчастью — потому что теперь их так грубо прервали. Вошедшая оказалась горничной Анжелики. Госпожа, смеряя её раздосадованным взглядом, мысленно пообещала себе уволить несчастную. Служанка объяснила, что сеньор Висконти везде ищет дона Армандо, чтобы идти к министру финансов, но не может найти.
— Хорошо, я поняла. Ступай. Скажи сеньору, что месье сейчас придёт. — Анжелика вплотную подошла к ней. — И только попробуй сболтнуть лишнего.
— Да, да, я… я поняла. — она испугалась сердитого взгляда госпожи и тут же выбежала.
Вернувшись к Жоффрею, Анжелика снова обняла его, он крепко сжал её в своих объятиях, потом отпустил и ободряюще улыбнулся.
— Это не займёт много времени.
— Я не разделяю Вашей уверенности, — печально ответила Анжелика. — Мне больно разлучаться с Вами даже на миг.
— Вы едете с нами. Придумаем что-нибудь.
Анжелика просияла.
— Тогда мне нужно причесаться. А Вам не мешало бы переодеться…
— Не буду, на этом камзоле Ваши слёзы. Они будут греть меня, пока я буду слушать болтовню этих предпринимателей.
— Кстати, Вы ещё не рассказали, как оказались среди них?
— Я успел рассказать Вам обо всём, кроме этого, — он нежно обнял её за талию, — но у нас ещё будет время.
— И ещё… я так понимаю, Вам опять придётся коверкать своё лицо. Ваш товарищ удивится, обнаружив незнакомца.
— Как я неосторожен! С Вами совсем потерял голову, уже забыл о своём гриме.
— Никто не должен узнать, что Вы это Вы, нам придётся быть очень внимательными, я, по правде говоря, совсем не уверена, что смогу выглядеть достаточно равнодушно…
— О, зато я в Вас уверен. Вы явно принижаете свои возможности, дорогая, — он улыбнулся, а потом спросил, указывая рукой на противоположную стену, — Счастье моё, скажи мне, где ключ от этой двери, которая ведёт в мой кабинет?
— Сейчас принесу.
Вручив ему ключ и ещё раз обняв мужа, она проводила его глазами до потайной двери.